В ее машине, пока она везла меня хрен знает куда, я все крутила и крутила это в голове. Не числа, а слова. Два слова. Дата смерти. Дата смерти. Если бы я заранее врубилась, что обозначает это число, я бы сказала маме, сделала бы что-то, ну, сами понимаете. Изменило бы это что-нибудь? Если бы она знала, что вместе нам жить всего семь лет? Фиг, она бы все равно ширялась. Ничего бы ее не остановило. Не заставило слезть с иглы.
Мне было паршиво у канала с Жуком. Да, мы были на воздухе, но с ним мне казалось — я в ловушке, взаперти. Он заполнил все пространство своими длиннющими конечностями и все время двигался — а точнее, дергался — и еще вонял. Я поднырнула ему под локоть и выскочила на дорожку.
— Ты куда? — крикнул он мне вдогонку; голос отскакивал от бетонных стен.
— Пойду погуляю, — буркнула я.
— Ну и классно, — сказал он, нагоняя меня. — Погуляем, поболтаем, — добавил он. — Погуляем, поболтаем.
Подошел поближе, к самому плечу, даже касаясь одеждой. Я шагала опустив голову, надвинув капюшон, под кроссовками мелькала тропинка, усыпанная гравием и мусором. Ну и видок у нас, видимо, был — я совсем мелкая для своих пятнадцати, а он — как черный жираф, да еще обкурившийся. Он попытался заговорить, но я молчала. Все надеялась, что ему станет скучно и он свалит. Дождешься. Похоже, чтобы он отвязался, его нужно послать, да и тогда, может, не уйдет.
— Так ты у нас новенькая? — Я передернула плечами. — Что, вышибли из старой школы? Плохо себя вела?
Да, вышибли из школы, вышибли из последнего «дома», а до того еще из одного, а еще раньше из другого. Нигде я не приживаюсь. Никто не может поняты мне нужно одно — не перекрывайте мне кислород. А меня вечно поучают, что и как делать.
Думают, что, если я начну слушаться, соблюдать режим, мыть руки, говорить «спасибо» и «пожалуйста», все будет хорошо. Ни хрена они не секут.
Он сунул руку в карман:
— Курнуть хочешь? Вон, у меня есть.
Я остановилась, смотрела, как он вытаскивает мятую пачку.
— Ну давай.
Он протянул мне сигарету, щелкнул зажигалкой. Я потянулась вперед и втягивала, пока сигарета не загорелась, заодно надышалась его вони. Тут же отпрянула, перевела дух.
— Пасиб, — буркнула я.
Он тоже закурил — можно подумать, ничего лучше на свете не бывает, потом театрально выпустил дым и улыбнулся. А я подумала: Ему сроку меньше трех месяцев, всего-то. Все, что осталось в жизни этому придурку, — это прогуливать школу и курить у канала. И это называется жизнь?
Я присела на груду старых железнодорожных шпал. Никотин меня малость успокоил, но Жуку все было нипочем. Он слонялся туда-сюда, взбирался на шпалы, спрыгивал, раскачивался у самой кромки набережной, опираясь на пятки, отскакивал назад. Про себя я подумала: Этим он и кончит, идиот, спрыгнет с чего-нибудь и сломает свою дурную шею.
— Ты всегда так вот дергаешься? — поинтересовалась я.
— Так я же не статуя. Не восковая хряпа у Мадам Тюссо. Из меня, чел, энергия прет.
Он что-то сплясал на тропинке. Я не хотела, а улыбнулась. Когда я последний раз улыбалась? Он осклабился в ответ.
— Клёвая у тебя улыбка, — сказал он.
Совсем охамел. Не люблю, когда ко мне пристают.
— Вали, Жучила, — сказала я. — Двигай отсюда.
— Не парься, чел. Я же не в обиду.
— Да, но… я такого не люблю.
— И смотреть на людей тоже не любишь, да? — Я пожала плечами. — Народ считает, ты с приветом: вечно смотришь вниз, никому не заглядываешь в глаза.
— Это мое личное дело. Есть причина.
Он отвернулся, столкнул ногой камень в канал.
— Как знаешь. Ладно, больше не буду говорить про тебя ничего хорошего, уговор?
— Ладно, — согласилась я.
В голове у меня зазвонили тревожные колокольчики. С одной стороны, мне больше всего на свете хотелось обзавестись приятелем, хоть немного побыть как все. С другой — что-то верещало: уноси ноги, не ввязывайся. Только привыкнешь к человеку, он тебе вроде как даже понравится — и тут он сваливает. Все сваливают рано или поздно. Я посмотрела, как он перепрыгивает с ноги на ногу, как подбирает камни и швыряет в воду. «Не лезь, Джем, — сказала я себе. — Через три месяца он умрет».
Пока он стоял спиной, я тихонько поднялась со шпал и побежала. Без объяснений, без всяких «до свидания».
Я слышала, как он кричит у меня за спиной:
— Эй, эй, ты куда?
Мысленно я приказывала ему: стой на месте, не догоняй. Голос его затихал, расстояние увеличивалось.
— Ну ладно, как знаешь. Завтра увидимся, чел.
Макак нынче совсем озверел. Кто-то, видимо, довел его с утра пораньше, вот он и отыгрывался на нас. Не возиться, не болтать, опустить головы, проверочная работа (изложение) на тридцать минут. Вся беда в том, что, когда мне велят что-то сделать, меня переклинивает. Хочется сказать: пошли-ка вы, когда захочу, тогда и сделаю. Даже если речь о том, что мне в принципе нравится. А уж тут — куда там. Вы не подумайте, читать я умею, но не слишком быстро. Мозгам нужно время, чтобы оприходовать каждое слово. Если я стараюсь читать быстрее, слова начинают путаться и лишаются смысла.
Надо сказать, в этот раз я старалась как могла. Честное слово. Карен, моя нынешняя приемная мать, выдала мне за прогулы по полной программе. Ну вы же знаете, как оно звучит, чего повторять? «Пора взяться за ум… получить хоть какое-то образование… жизнь у каждого только одна…» Она уже пообщалась и с учителями, и с моей соцработницей — в общем, с кем обычно, и я подумала: хватит мне приключений на свою голову. Сделаю вид, что прониклась, затихарюсь, отдышусь немного.